Трава забвения

«Пойдем во Дворец!», «Ты ходил во Дворец?», «Живу у Дворца», «Концерт во Дворце»… С самого раннего детства в разных вариациях я слышала слово «Дворец», и Дворец был один. Настоящий! Свой! Длинное его название «Дворец культуры профсоюзов им. В.И. Ленина» я узнала значительно позже.

Мое первое воспоминание в жизни – 9 мая 1945 года. Я с папой и мамой на площади около Дворца. Салют!!! Наверное, это был достаточно жалкий салют (отдельные выстрелы), но мне он запомнился общей радостью и почему-то больше всего – шипящими и затухающими на лету использованными гильзами да криками мальчишек, которые за этими гильзами бегали. И все это на фоне Дворца, как символа чего-то непередаваемо могучего и праздничного! Это был наш Дворец! С колоннами! С большими маршами лестниц, на которых были ковровые дорожки, с просторными залом и сценой, с перилами балконов обитыми красным бархатом, с богатыми библиотеками (детской и взрослой), с многочисленными кружками (около 100!), с кинотеатром, рестораном..
Во Дворец можно было уйти с утра и возвратиться домой только вечером. Я знала там все коридоры и комнаты. Это было нетрудно: симметричная и точная планировка Дворца стала мне понятной очень рано. А чего там: через центральный вход попадаешь в огромное двусветное фойе, за ним – прекрасный театральный зал. Гардеробы - по бокам. Левое крыло – все детям! Правое – взрослым! За левым выступом здания (ризалитом) – кинотеатр, за правым – Красный зал для заседаний и собраний. Все четко.
Правое и левое трехэтажные крылья - это длинные коридоры, с одной стороны которых были окна, глядящие во двор, с другой – комнаты, комнаты, комнаты. И в каждой что-то интересненькое (стоило только чуть приоткрыть дверь или заглянуть в замочную скважину). Кукольный театр, изостудия, Умелые руки, юннаты, танцы, у мальчишек - пароходики, самолетики, радио… Я понемножку пробовала бывать везде, но самой любимой всегда была библиотека...

Память выхватывает отдельные картинки.

Вот я в самых начальных классах сижу в уютном читальном зале детской библиотеки и, не отрываясь, читаю «Хижину дяди Тома». Я прочитала книжку всю. За один день. Сердце мое исстрадалось совершенно, и когда я подняла глаза на часы – оставалось только 20 минут до закрытия (помню точно). Я понимала, что с таким грузом печали за всех людей до дома дойти было невозможно, поэтому подошла к библиотекарше и еле разлепляющимися губами прошептала: «Дайте, пожалуйста, что-нибудь веселенькое». И заботливо мне в руки тут же дали носовскую «Мишкину кашу». Как хорошо, когда тебя понимают! И стало можно жить дальше, прыгать через ступеньки по лестнице, класть на бархатные перила номерок в гардеробе и получать свое пальтишко.

В первом классе рядом со мной училась знаменитая девочка – Люда Слежова. Кудрявая, хорошенькая, да еще отличница. И это не все: именно она играла на большой сцене Дворца Герду в «Снежной королеве» - большом настоящем спектакле. И мы всей школой ходили этот спектакль смотреть. Учились правильно одеваться на спектакль (празднично), приносить сменные туфли, вплетать в косы банты. А как же иначе – Дворец своей праздничной ухоженностью требовал от нас соответствия.
А вот еще картинка из тех лет: опера «Риголетто» в зале Дворца. Я уже знаю, что это спектакль нашего оперного театра (меня туда возили на «Черевички»). Но в нашем Дворце все нарядней и богаче! Сначала мы раздеваемся в гардеробе, снимаем не только пальто и шапки, но (украдкой) еще и трико (на улице зима), надеваем принесенные в специальных мешочках туфли. Мы сидим в партере, я разглядываю огромный зал, люстры, принарядившихся людей, но больше всего в зале мне нравятся два маленьких балкончика (один напротив другого). На них установлены софиты. Балкончики такие уютные (разумеется, с красными бархатными перилами), что мне хочется, забраться в один из них, спрятаться ото всех и остаться здесь потихоньку на ночь. А ночью выглядывать и подсматривать: ясно, что на сцене будет что-то не менее интересное. С первых звуков голоса нашего тенора Никитина я влюбляюсь в Герцога (маленького, кругленького немного пузатого актера) не менее сильно, чем Джильда. Чувства мои были, видимо, ярко написаны на лице. В антракте обеспокоенная мама наставляет меня, что Герцог не очень хороший, «эгоистичный», что Джильда не очень благоразумна. Мамина педагогическая речь отозвалась во мне ровно противоположным образом: к концу спектакля я готова была бежать на сцену и вместо Джильды принять смерть за любимого. Но пришлось только вместе со всем залом сильно хлопать в ладоши и отводить глаза от мамы, чтобы она не прочитала моих мыслей. После этого спектакля ни один приличный тенор уже не оставлял меня равнодушной.

В Красном зале одно из первых воспоминаний – встреча с Папаниным и папанинцами. Зал взрослый. Мне не скучно потому, что я ощущаю приподнятость атмосферы. И потом рядом - папа, которому, я чувствую, очень интересно. Это передается и мне. После встречи, папин знакомый – легендарный директор Дворца Михаил Исаакович Копылов, приглашает нас в маленькую комнату, где сидит Папанин, и папа, представляя меня ему, говорит: «Запомни, Оля, этот день: ты знакомишься с самим Папаниным!». Тот ласково треплет меня по щеке… Вот – запомнила…

Уже гораздо позднее, лет в 11-12, родители взяли меня в наш Дворец культуры на сеанс известнейшего тогда гипнотизера и предсказателя Вольфа Мессинга. Разумеется, меня поразил весь сеанс, но тот миг, когда Мессинг, пробегая по проходу и отыскивая спрятанный предмет, на мгновение встретился с моим взглядом, просто «ударил» меня чем-то сверхъестественно сильным. Объяснить я этого не могла и не могу, но то, что это человек «не отсюда», это точно

Елка во Дворце! Она огромная – почти до потолка двусветного зала-фойе в самом центре здания. Красавица-Снегурочка предлагает нам позвать Деда Мороза, чтобы зажечь елку. Мы громко и слаженно кричим, и вдруг, в круг у елки, сами по себе въезжают волшебные сани, а на них – Дед Мороз. Сани, конечно, волшебные, потому что непонятно, как они движутся. За счет чего? А я знаю, но молчу: это «волшебство» придумал мой папа. Просто там, где спинка сиденья, находится человек, он и возит сани. Там же предусмотрены окошечки невидимые зрителям (они завешаны легкими, прозрачными занавесочками, через которые этот человек прекрасно все видит). Вот как это выглядело:

Почему-то хорошо запомнились маленькие раскрашенные «избушки», где выдавали по билетам подарки. 

А вот я уже постарше и уже во взрослом читальном зале. Хожу сюда каждое воскресенье учить уроки. Какие здесь книги! Много старых изданий, полюбила листать «Литературную энциклопедию», издания 1929-1930-х годов… Отсюда уже первые сомнения в правильности устройства нашей жизни… А помимо книг – много общения и… музыки: прямо над нами репетирует уникальный оркестр баянистов под управлением Алексея Александровича Канатова (он руководил им 60 лет!) Особенно запомнились увертюры к «Кармен» и «Руслану и Людмиле». Я знала их наизусть.

А еще иногда в этот зал со своими концертами приходил уже известный в нашем городе чтец Александр Познанский. Он был сказочно красив (так мне казалось). Запомнилось, как он (один) прочитал «Ромео и Джульетту». А еще удивило, как здорово он читал стихотворение Александра Люкина: «Какие лапти были у меня!». Казалось бы, какие лапти при такой внешности? Однако звучало вполне органично.

Уже позднее я бывала в любительском театре «Вера» (размещавшемся в уютном подвальчике на месте ресторана), в мим-театре «Преображение» (за большой сценой) – радовавших своим энтузиазмом свою верную и преданную аудиторию.

Пришли иные времена… Профсоюзам стало не до Дворца, и где-то с середины 1990-х о нем просто забыли: отключили от тепла, от телефонной связи, прекратили финансирование. Постепенную гибель Дворца я наблюдала урывками, а когда в начале 2000-х начала писать эссе о домах города, то, естественно, прошлась по родным коридорам. Никакой фильм ужасов не передаст масштабов представшего перед моими глазами разрушения: свисающая и со стен дранка, обнаженная кирпичная кладка, забитые двери (например, в знаменитый Красный зал), потеки, плесень, запах гнили и сырости, охватившей дом…А над самим домом, на крыше прорастают деревья, кустарники, трава… Трава забвения…
Но что поразительно, тогда еще оставалась горстка людей, которые приходили и приходили на работу, общались с читателями, сохраняли фонд, из окон изуродованного забвением здания еще неслись… звуки клавесина, еще встречал своего верного зрителя театр «Преображение».

Прошло еще 6-7 лет. Всему есть предел. Театр выехал в другое здание, книжный фонд библиотеки переправили в районную ЦБС, куда-то увезли клавесин…
Теперь находиться в пустом, разрушенном здании просто опасно.
И зачем я недавно залезла на какой-то сайт, где шаг за шагом кто-то прошел по дворцу с фотокамерой?
Ведь знала уже, что все разрушено…
Но почему так больно видеть кусок окна, узнавать комнату, коридоры… Какой-то глубинной памятью чувствовать тепло заброшенной батареи (сушила на ней варежки), видеть распахнутую безобразно изуродованную дверь (через нее впервые открылся мне ряд мольбертов в изостудии), другую, криво заколоченную (она вела в небольшой буфет, где всегда продавалось что-то вкусненькое, чего не было в окрестных магазинах)… Вставали перед глазами яркие, праздничные картинки, ощущались забытые запахи…

Все-таки странные мы здесь, в России, люди: жалуемся на бедность, неустроенность, а сами кидаемся Дворцами! Да еще какими!

Частично этот материал вошел с третье издание книги «100 биографий домов Нижнего».

О.И. Наумова